Бой окончился. В живых не осталось никого из нечисти. Убили всех, вырезали под корень. Но радости на лицах мидлонских солдат не было. Воины сиротливо ходили взад-вперед по полю боя, где в одиночку, где группами, отстраненные, поникшие, потерянные, пинками разбрасывали тела уродцев, искали среди них павших товарищей, до последнего надеясь, что те лишь ранены. Подобных сражений, масштабных, кровавых, ужасающих размерами потерь, армия княжества еще не проводила.
Первыми в себя пришли отряды снабжения и тактической поддержки. Тыловые подразделения напрямую не участвовали в боевых действиях, поэтому им гораздо проще было взять себя в руки. Вереницы лекарей, носильщиков, помощников широкой сетью накрыли поле боя. Они выискивали пострадавших среди трупов, аккуратно их вытаскивали, транспортировали в часть, некоторым оказывали помощь на месте, иным из человеколюбия и сострадания помогали быстро и без мучений отойти в иной мир. Не брезговали добивать даже поскуливающих пачвар с волколаками. Вскоре, следуя такому примеру, остальные тоже подключились к активным поискам и спасению выживших солдат.
Неожиданно поднялся резкий, порывистый, пронизывающий ветер. Он дул с северо-востока и разгонял, отодвигал обратно к лесу искусственно созданные колдунами тучи. Вскоре прояснилось, сбросило с себя темный саван солнце, стало таким, каким привыкли мы видеть его каждый день. Вокруг посветлело, природа налилась красками, отчего на душе чуть полегчало, и, казалось, туго стиснутая спазмом грудь начала дышать свободно, в полную силу. А я и не замечал раньше, как на самом деле был скован. Где-то вдалеке раздалось полное муки сипение — лучи дневного светила достигли чувствительной к солнечным лучам кожи какой-то недобитой пачвары. Через минуту сип резко оборвался — обезболили. По шее лезвием.
Где-то вдалеке одиноко паслась лошадь. Присмотревшись внимательно, я с радостью заметил, что это была моя Фишка! Выжила все-таки, бестия! Следы от когтей колдуна, исполосовавшие левый бок лошадки, оказались недостаточно глубокими: нечистый не добрался до внутренностей. Теперь вокруг окровавленных боков кобылы роились охочие до свежанины мухи, которых она разгоняла хлесткими взмахами хвоста. Мою Фишку заметил уже кто-то из снабженцев и теперь аккуратно к ней подкрадывался, подзывая вытянутой вперед рукой и странным улюлюканьем, которое доносилось аж до наших карет. Лошадь настороженно глядела на доброжелателя, потом стриганула ушами, вздрогнула раненым боком и неуверенно попятилась назад. Ничего, не пропадет. Настроение улучшилось еще больше.
От обозревания окрестностей меня отвлекла бурная полемика, развязавшаяся в карете.
— Вообще не пойму, ваше, так сказать, величество, чего это вы свой нос в политику засунули да страной руководить повадились? — ехидничал Скокс. — Плохо вам дурачком жилось, что ли? Сидел бы себе великий князь, профессионально пускал слюнки на паласы, да и не лез к большим дядям. Кормили-то, небось, хорошо, и одевали модно, и в тепле держали. Холили и лелеяли! Горничных в специальных домах для него заказывали. Чем такое благолепие не угодило? Нет! Надо было перевернуть все с ног на голову! Милый вы наш юноша, Сейм Чароведения и без вмешательства сопляков, едва поборовших личные дилеммы, связанные с прыщами на лице, прекрасно справлялся с управлением страной.
— Ох! — возмутился князь. — Во-первых, если бы не я, сейчас Кащер объяснял бы вашему могуществу, отчего у него такие проблемы с кожей лица, что аж Поляной поруководить захотелось. А во-вторых, кто-кто, но уж Сейм никогда и близко не стоял у рычагов управления княжеством. Пока я набирал силы, всем до последних лет заводил Совет Старейшин. Вашему Сейму только бы палочками меряться — что вам до народа?
— Кто? Совет Старейшин? — Волшебник имел возмущенный вид бабки, которую малолетний школьник только что на людях обозвал старой каргой. — Эти одряхлевшие дубы уже полсотни лет мозгами скрипели только в сильную бурю!
Радзивилл поморщился и чуть отсел в сторону, беспомощно глядя, как Скокс забрызгивает ему слюнями весь салон.
— Да что вы? Позвольте, ваше могущество, а кто же не далее как три года назад организовал стремительное нападение на Казмад у подножия Ледяных скал, в результате которого под территорию княжества попали три богатейших прииска? Что-то не помню там ни одной волшебной рожи, ни одного заклинания! А этот стратегический ход буквально выручил нашу загибающуюся экономику, повысив обороты сырья в торговле.
— Ха! Сами сгноили торговлю, сами ее, слава Дажбогу, и вытянули! Ценой нескольких рот солдат. Вам-то что — подумаешь, людишки! Герои, тоже мне. А эпидемию в трасянских городах кто гасил? Твое старичье укуталось всеми простынями, закрылось наглухо в городской резиденции, а на двор даже свои морщинистые носы не казали. Представьте, комнаты проветривать боялись. Там, небось, до сих пор трухлявыми пнями воняет. А тех несчастных, которым не повезло ненароком чихнуть в Гладе, наши заботливые мешки с костями вообще казнить велели! Милейшие люди у тебя в этом Совете Старейшин заседали. И чего только ты их сверг? — Скокс и не заметил, как фамильярно перешел с князем на «ты».
— Потому что пришел их час, да и вашему Сейму оставалось недолго. Это ж надо — прозевали гадюку, да еще в самые высшие сферы запустили, — угрюмо буркнул Радзивилл.
— Ах, вот как! — возмущенно воскликнул чародей и, грозно засопев ноздрями, выдал тираду на непонятном языке.
— Я знаю наречия восточного Казмада, — прищурился князь, — а вот вас, ваше могущество, знание некоторых оборотов данного языка совсем не красит и представляет в глазах посторонних людей в невыгодном свете.
Лицо Скокса стало пунцовым, но чародей ничего не ответил и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку седушки. Майор Глухович все это время с интересом следил за спором, не рискуя вмешиваться. Несмотря на яростный накал беседы и трещавший по швам от напряжения воздух вокруг, разговор между чародеем и князем вернул меня к жизни. Он заставил вспомнить выраженную когда-то давно, еще на Земле, Сашкой мысль: что бы ни произошло, как бы ни обернулась для тебя ситуация, в любом произошедшем событии виновных нет, а прав тот, кто добивается своего. Философия, конечно, странная, но сейчас вроде все шло к тому, что именно я, а не кто-то другой добьюсь своего. Значит — буду прав.
Долго ехали в тишине. Чтобы хоть как-то развеять скуку и провести время с пользой, я начал рассказывать ехавшим с нами спецназовцам о хитростях и особенностях Крипета. Через два предложения, как и следовало предполагать, меня с недовольным ворчанием заткнул Скокс и сам продолжил говорить то, что другими словами собирался изложить я. Решать, конечно, не мне, но почему-то казалось, будто у меня самого получилось бы рассказать про город-факел намного интересней, красочней и к тому же информативней. Тем более что описание волшебника опять же потихоньку скатилось к ругани с Радзивиллом по поводу золотого закона Крипета и определению главенствующей роли Совета либо Сейма в его принятии. Так, слово за слово, и появился на горизонте сам виновник перебранки.